#141

[Legenda17Fest]

Тарасов/Харламов
Дистанционное вожделение в уже сложившихся отношениях или после первого секса. Желательно описать нарастающее желание и напряжение, которым сопровождаются тренировки. Пусть некая сублимация секса на льду. На выбор исполнителя в воображении или реальности минет при пустых трибунах поздним вечером.

Вопрос: Хочу исполнение!

1. +		24	(100%)
Всего:		24

@темы: невыполненная заявка, Тарасов/Харламов, Валерий Харламов, Анатолий Тарасов

Comments

[Гость]

Этот неловкий момент, когда автор един в двух лицах. Заказал – сам исполнил!
Предупреждение: сомнительный кинк традиционно со всеми вытекающими. Прошу меня извинить за некоторое вольнодумство в описании характеров персонажей.
Внимание! Под катом визуальная картинка

ближе...

еще ближе...

в глаза смотреть!

Чего он там расхаживает? Примелькалась его синяя шапка крупной вязки. Сверлит в спине дырку аж до мурашек и озноба. Точно реши хребет переломить, и еще клюшкой долбанул, чуть ушные перепонки не треснули. А в ведро это треклятое заставляет шайбы собирать, будто хуже уборщицы отхожих мест. Неимоверно стыдно за дрожь, как цуцика потряхивает. Про пощаду не может быть и речи. Показательная порка. Муштра хоккейно-пушечного мяса. Сродни солдатам на войне, безоглядно идущих в бой, априори готовых умирать каждый день. Оброс коростой надменного бирюка отшельника, Тарасов думает, наверное, за стальной несгибаемой плеткой дисциплины плотно закрыто от посторонних глаз. Когда он, забывшись, огорченно всплескивает руками, видя чей-то косяк, за который беззлобно крикнет, разворачивая сызнова по кругу. Валера не перестает ждать и верить, что можно насмотреться на Тарасова без его вечных тренерских кандалов. Ему важно сохранять тепло веры. Заскорузлая притупившая боль, которую еще можно оживить и отпустить. Холодным потом тысячи уколов мелких иголок - настырное и вертлявое, неугомонно преступное желание. Запретное прикосновение к нему. Одна мысль выворачивает его постыдным развратником. Кажется, голова в каком-то шаре, где воздух то расширяется, и больно от звона и треска. Отпустит и все сужается до мутных пятен в глазах. Проклинать долго не хватает. В ход идут детские считалочки – банально продлить терпение, чтобы мозг не отключился в круговерти ударов. Гул голосов стихает. Трибуны пустые. Не слышно, как клацают и скользят коньки со свистом рассыпающегося под ними ледяного крошева. Где-то издалека, как из погреба, отголоски окриков. И все, финиш. Ребята расходятся до раздевалки. Ворота, истерзанные по-сиротски обвисшей сеткой. Харламов, держась за борт, продвигается к выходу, в одиночестве позволяет себе продрать горло от сдавленных хрипов до чистого рыка, звучащий вымученным очищающим криком. Валера ненароком спотыкается, обернувшись на кем-то оставленную вязанную синюю шапку. Не трудно догадаться, кто именно обронил вещь, даже в полуобморочном состоянии к ноздрям пробивается запах его волос и одеколона. Вернуть потерю, видимо, удастся только на утренней тренировке. За то время, пока он доковыляет к кабинету Тарасова, того на месте уже не застанет. Вязанная синяя шапка Тарасова прячется Харламовым за пазухой едва ли не как трофей или награда. Раздевалка наполнена дурманом мужского пота и остаточными испарениями, нагнанными из раскрытой двери душевой. В гулкой тишине не хватает привычного гомона голосов. Валера неосознанно одергивает себя, обнаружив сжатую в кулак шерстяную шапку.

Проклятый? Сбивает с ног одуряющая волна брать, прикасаться, вдыхать, отчаянно обладать смертельно запретным накрывает его с головой Харламов устает, но не прекращает себя укорять, стращать, бичевать - верная гибель с надломленным хребтом, если Тарасов его прогонит.

Срамной? Ноющая сладкая боль и жар постыдного тепла, срама, вздыбленного бугром внизу живота. Валера стягивает форму, приспуская, чтобы удобнее можно было свободнее взять налитой член, сочащийся смазкой, тянущий покалыванием растекающейся тяжести в мошонке. Оттягивает крайнюю плоть, проводя пару раз вверх-вниз. Оглаживает себя по яйцам, плотнее обхватив член в ладони надрачивает себе сильнее. За новой волной возбуждения втягивает запах синей вязаной шапки Тарасова. Трется щекой о мягкие нитки. Шальная мысль накрывает, и он без промедленья усиливает темп - теперь уже член соприкасается с таросовской шапкой. Сперма пачкает чужую вещь. Валера сильнее размазывает густые капли, едва ли осознавая опрометчивость поступка. Умывается ледяной водой, хлеща себя по щекам. Словно вор, тайком заходит в мужской туалет. Хозяйственным мылом натирает синюю шапку, полощет в раковине, смывая страх в мутной срамной жиже.

Отродье? Вскрик чистый, отпускающий всю боль. Затих. Хуже нет, когда молчит – слов не допросишься. Первому страшно заговорить. Валере хочется провести ладонью по волосам и гладить небритую щеку. Тарасов же, заметив, придвинется к краю постели, встанет. Шаркая тапочками, уйдет смывать с себя в ванную? Не гонит. Харламову так невыносимо чувствовать отторжение, будто отродье постылое. Выпадет из картины мира тот истекший час, когда он вбивается внутрь, оставляет отметины от пальцев на коже, запах, покрасневшие следы укусов. Тарасов всегда берет его сзади. Любая попытка приласкать его – провальная. Первый раз грубо толкается в тесные, сухие, сжатые стенки теплого нутра. Сплевывает на пальцы, размазав по члену, еще раз вставляет, проталкивает ствол наполовину внутрь. Несколько толчков в рваном сбивчивом ритме. Доводит себя до разрядки, передернув пару раз, Тарасов спускает в рот. Чем и как кончил Харламов, не его забота. И после никогда не целует. Вообще не подпускает к губам.

Больной и одержимый?
Вернуть злополучную потерю давно пора. Валера подходит сдаваться в кабинет Тарасова. Открыв дверь, обнаруживает ворох бумаг на столе, но самого тренера здесь нет. Харламов некоторое время бродит и слоняется в коридоре. Решается отыскать Тарасова возле ледовой площади и трибун.
- Куда же она треклятая, выпала? Что ж, сквозь землю провалилась, шапка-то моя?
Тарасов нагибается и что-то ищет, озираясь по сторонам трибуны и между рядами. Разворачивается в сторону стоящего поодаль Харламова. Тарасов молчит - пристально всматривается, округлив глаза. Отмирает. Валера чувствует: холодный воздух жжет и царапает кожу, попеременно окунает в предательский жар подступающего возбуждения.

- О, Харламов! Ты чего забыл?
- А? Я ничего. Вот, мимо шел, думаю, может, здесь есть кто-то, а потом вас увидел, и…
- И что? Ну же, говори?
- Эээ, не знал, как быть и что бы вам сказать, как-то неловко получилось. Вовсе не хотел ее брать, а она там была на скамейке. Вы обронили, кажется.
- И чего ты застыл, где?
- АнатольВладимирыч, простите меня, правда стыдно, да и глупо все это, мне не нужно чужого, я не хотел себе забрать, если вы так думаете. Понимаете, оно так случайно вышло, не знаю…
- Валера, ты больной? Что происходит?
- Да, вы правы, больной и еще этот, не помню. Одержимый, кажется, вот.
- Харламов, может, тебе к доктору? Провериться, мало ли чего. Не хочешь говорить? Некогда мне тут с тобой лясы точить.
- АнатольВладимирыч, постойте! Сейчас, вот, возьмите, это ваше…
- Где взял? И почему шапка почти мокрая? Ты еще в луже полоскался?
- Высохнуть не успело, простите. Совсем помешенный и вас вечно огорчаю.
- Погоди с извинениями! Какого черта ты мелишь чушь! Немедленно отвечай, что с моей шапкой?
- Я же говорю, одержимый, как есть, срамное отродье. Оно слишком одолевает, я не мог отпустить, держал вашу шапку в руке и не мог надышаться вами. Вашим запахом. Скажите, почему это проклятье? Я же мудак, да?
- А мокрая-то, почему?
- Под краном отмывал. Я сам все испортил, когда случайно схватился за шапку грязной рукой.
- Харламов, от меня чего добиваешься? Мучить вздумал?
- Я сам себя извел, вздумал вас и все срамные сны, а тут вы живой, не могу терпеть и срываюсь. Боюсь, что сейчас притронусь, а вы оттолкнете, и больше никогда не смогу к вам…
- Валера, мучитель ты хренов! Можешь сейчас сесть и стоп себе подумать, что со мной творишь.
- Можно? Вы разрешите?

Расстояние между их телами стремительно быстро сокращается. Синяя шапка оказывается в руке Тарасова, когда Харламов, не поднимая взгляда - смотрит на свои ноги, опускаясь на колени перед тренером. Шум в ушах и тремор рук мешают Валере отпустить себя и просто уплыть за этим одуряющим запахом Анатолия Владимировича. Прикрыв глаза, практически зажмурившись, Харламов тянет ширинку на брюках Тарасова. Губами пробует на вкус, облизывает полувставший член по всей длине, отирается носом о густую растительность в паху. Медленно и едва ли умело Валера насаживается ртом на член, сглаживая растерянность упорным старанием. Тарасов давится и сдерживает стоны, тем как шумно глотает воздух отчаянно на грани излиться в теплое нутро. Легко запустить руку в отросшие волосы Харламова, проведя по затылку и макушке, Тарасов натягивает синюю вязаную шапку на голову Валеры. Придерживая ладонями голову, Тарасов слегка надавливает, двигается в рот, усиливая давление на горло, - ему достаточно несколько коротких толчков, чтобы теплая сперма растеклась во рту хоккеиста Между разомкнутых губ течет и капает на подбородок слюна и белесые капли, которые Валер пытается подобрать языком. Неотъемлемая часть произошедшего безумства - синяя шапка - сейчас сползла почти на глаза Валеры, и он пытается стянуть ее по лицу. Наверное, теперь он чист, и уверен, что получит прощение.

[Sandy_Martin]

ШАПКА НИКОГДА НЕ БУДЕТ ПРЕЖНЕЙ)))
немного сбивчиво и туманно, какой-то театр теней. но горячо. спасибо)

[Гость]

Sandy_Martin, очень рада вашему отзыву!
теперь шапка навсегда вышла из тени, став кинком...

[Лекси.]

Автор, по-моему, это замечательно!
Давно не совпадала ни с кем из авторов)) Спасибо!)

[Гость]

Лекси., Благодарю!
Пусть совпадений будет больше, ура!