#97

[Legenda17Fest]

Харламов/Тарасов. Акцент на кинковости обычно сдержанного и волевого Тарасова снизу. Харламов акцентирует внимание на всех реакциях Тарасова, его открытости, и чем больше Тарасов сдерживается, тем сильнее старается Валера выжать стоны и просьбы.
Никаких "но обычно Харламов снизу и ему так больше нравится" и бестолкового Валеры-мнущейся девочки. Осторожность и нежность, но мужская уверенность в сексе.

Вопрос: Хочу исполнение!

1. +		17	(100%)
Всего:		17

@темы: выполненная заявка, Тарасов/Харламов, Валерий Харламов, Анатолий Тарасов

Comments

[Гость]

Не бейте больно, этомойпервыйфик в фандоме (и скорее всего последний). Еще и наверняка дико вторичный вдобавок. И, возможно, не вполне соответствует заявке. В общем, автор просит пардону.
3147 слов, после Канады.

1/5

Валера поднес палец к звонку и тут же отдернул. Нервно похлопал букетом по ноге, пожевал губу. Палец не слушался и нажимать кнопку не хотел. Под ложечкой холодной змеей свернулся страх и впился длинными острыми зубами, выпустил в кровь стылый яд.
И чего бояться, спрашивается? Не съедят же его. Ну, может, слегка пожуют, и только.
Кнопка наконец нажалась – Валера вздрогнул от пронзительного визгливого звука. В глубине квартиры послышались шаги, и Валера подавил трусливый порыв сбежать. Да что с ним такое-то? Можно подумать, он в команду записываться пришел, а не к…
– Здрасте, Анатолий Владимирович. Я тут… мимо шел. Подумал, дай зайду. – Валера внимательно рассматривал носки своих начищенных ботинок. Он и костюм с утра выгладил, сам, хотя Ира порывалась помочь. И даже галстук повязал. Зачем?..
– Мимо шел, говоришь? – Тарасов хмыкнул и посторонился, давая пройти. – Ну заходи, победитель.
Валера зашел, потоптался в прихожей и наконец неловко сунул Тарасову пожеванный букет. Букет был последний, продавщица отдала по дешевке – иначе Валера не мог себе объяснить, зачем он вдруг решил припереть суровому тренеру цветочки. Те еще и основательно помялись в метро, когда Валеру зажало набившимися в вагон людьми так, что пришлось стоять на одной ноге: другую некуда было поставить. Но они были, выкинуть их у дома Валера не сообразил, и пришлось вручать.
Тарасов поглядел на цветы, на Валеру и поднял бровь. Но цветы взял и ушел с ними на кухню. Шаркал там, ища, видимо, вазу или банку какую-нибудь; затем закашлял кран, коротко прожурчала вода, и Тарасов вновь возник в дверном проеме. Смерил Валеру взглядом: тот уже разулся и теперь бестолково переминался с ноги на ногу, чувствуя себя как школьник в кабинете у директора.
– Проходи, что ли. Чай будешь? – не дожидаясь ответа, Тарасов повернулся и прошел в комнату.

В гостиной было… уютно. Вазочки, занавесочки, салфеточки, скатерть кружевная. Валера даже удивился: он почему-то думал, что живет Тарасов в каком-нибудь черно-белом каземате. В вазочках лежало печенье – от нервов Валера принялся грызть. Печенье было вкусное, рассыпчатое, таяло во рту. Валера опомнился, только когда сжевал чуть ли не половину. Оглянулся на дверь и украдкой отодвинулся от стола, сделав вид, будто он тут совершенно ни при чем. Затем быстро цапнул еще одну печеньку – вкусные, заразы, почти как у мамы. Тарасов на кухне гремел чашками, хлопал дверцами шкафчиков. Затем засвистел чайник.

Тарасов чертыхнулся, балансируя поднос. Рассеянно жевавший Валера подхватился, подлетел забрать.
– Да уйди ты… сам донесу! – шуганул его Тарасов. – Пока еще не разваливаюсь, не ждите, гуси лапчатые. – И принялся расставлять на столе чашки и блюдца.
Валера порывался было помочь, но тренер нашипел, и Валера смирно отошел в сторонку, от нечего делать принявшись наблюдать. Он Анатолия Владимировича еще никогда таким не видел: маленького, сгорбленного, в растянутом, чересчур большом свитере. У Тарасова висели рукава. Он обычно… нависал, грозный, всезнающий и непререкаемый, а тут Валере вдруг подумалось, что он бы мог Тарасова сгрести в охапку и поднять на руки, и было бы совсем не тяжело, наверное.
Странные вещи сегодня думал Валера. Не выспался, видно.
– Ну, – Тарасов уселся за стол и глотнул чаю, – рассказывай, Чебаркуль, как вы победили.
– Да что там рассказывать, – Валера отчего-то засмущался, – сами же все видели. Сначала было хреново, а потом стало нормально.
– А вот не видел, между прочим, – Тарасов глядел черно, не мигая.
– А как же… по телевизору ведь…
– Не смотрел. Дела были. – Тарасов забросил в рот печеньку, покосился на почти опустевшую вазочку и принялся неспешно, с удовольствием жевать.
Валера задохнулся от неожиданной обиды. Да какие же… что же он… он ведь не мог…
– Так вот ты мне сейчас и расскажи, Валера. Да как следует, а не "нормально-хреново". Чтобы я увидел.
И Валера, стиснув руки в кулаки на отутюженных коленях, принялся рассказывать.

[Гость]

2/5

– И вот тогда я его, значит, обхожу, а головой эдак дерг, и глазами еще мырг, чтоб он, значит, подумал, что я туда, а я вовсе даже сюда, и тут мне навстречу этот летит…
– Свой… шедевр можешь не описывать, Харламов. Дальше давай. Что там ребята дальше творили?
Увлеченно махавший руками Валера дернулся, сник. Ничего не сказал, конечно: привык уже, к Тарасову и тарасовскому характеру, давным-давно привык. Но горло сдавило, перехватило, и обида, хоть и знакомая, все равно горечью отозвалась на языке.
Тарасов вдруг стал, обошел стол и стал за ним, положил руки на плечи.
– Ну, ну, Валера. Твой гол я уже в записи просмотрел, пару дюжин раз, не меньше. Ничего нового ты мне все равно не расскажешь. А вот остальное не видел пока. Так что…
Тут Тарасов изумленно замолк: Валера всхлипнул, обернулся, обхватил его руками за бедра. Уткнулся лицом в свитер, мягкий, пахнущий чаем и куревом.
– Я же о вас тогда думал, – приглушенно признался Тарасову в живот. – К воротам шел и думал, как вы на меня сейчас смотрите. А потом еще на трибунах вас высматривал, дурак. Когда забил, значит. Совсем мозги всмятку были. А вы тут… и не смотрели…
– Ну, чего ты, чего ты… – руки Тарасова неловко лежали у него на плечах, одной Тарасов неуклюже потрепал Валеру по голове, взъерошил волосы. – Эх ты, мальчишка…
– И не мальчишка вовсе! Что вы, что мама, честное слово. – Валера сердито шмыгнул носом, поднялся и словно впервые заметил, что он выше. Тарасов глядел на него снизу вверх, совсем близко. Ресницы у него были длиннее, чем даже у Иры. Определенно, надо было сегодня выспаться получше, а то – всю ночь проворочался, не в силах заснуть, думая, как увидит Тарасова и скажет ему "спасибо". Глаза в глаза, без облепивших телефон хохочущих, гикающих ребят. Да что с ним такое стряслось сегодня?
– Как будто я тебе сопли не вытирал, – хмыкнул Тарасов. – Как вспомню, каким ты в команду пришел, – смех разбирает. Отрадно видеть, Чебаркуль, что из тебя все же выросло что-то путное.
Но Валера его уже не слушал. Он в глаза глядел. А глаза – улыбались. В кои-то веки без защиты, без напускного гнева. Нырнуть в них сейчас – до самой души достанешь.
В голове у Валеры помутилось. В себя он пришел, только когда Тарасов дернулся под его руками и застыл. На его губах остались крошки от печенья. Валера их рассеянно слизал и отшатнулся, опомнившись.
Тарасов какой-то миг глядел на него испуганно, почти беззащитно. А затем – зыркнул так разъяренно, что Валера съежился, втянул голову в плечи.
– Ты что себе… Харламов, ты что, совсем умом тронулся?! – от его крика в серванте тоненько задребезжали хрустальные бокалы. – Ты что творишь, м-мать твою?
У Тарасова тряслись руки. Валера машинально взял их в ладони, стиснул. В висках гулко стучала кровь, сердце грохотало в груди, будто вот-вот пробьет ребра, шлепнется к ногам Тарасова кровавым трепещущим комком. С трудом понимая, что делает, он наклонился и вновь прижался губами к губам Тарасова, мягко прикусил нижнюю – тонкую, упрямую. В перерывах между поцелуями Тарасов продолжал ругаться, но Валера прижал его к стене, запустил пальцы в растрепанные черные волосы. Ему внезапно стало легко – будто он на все способен, и сам черт ему не брат. Тарасов замолчал наконец, ответил, скользнув языком по его нёбу и запустив ладони под пиджак. Валеру обожгло, как утюгом – такие они были горячие. А может, просто показалось. Ему было жарко, жарко. Над губой проступили капельки пота. Тарасов слизнул их и шало ухмыльнулся, и глаза у него были – пьяные, блестящие, голодные.
– Не здесь, Чебаркуль, не здесь… да успокойся ты, отцепись уже, никуда я не денусь. Сюда, за мной, – Валера слепо шатнулся за ним, наступая на пятки, не глядя, куда идет. Тарасов остановился, обернулся, и Валера тут же клещом вцепился в него. Ему казалось: если он сейчас не будет целовать Тарасова, произойдет нечто ужасное. С ним, с ними обоими.

[Гость]

3/5

– Тише, тише, – тот потянул Валеру на себя, и они оба опустились на что-то мягкое, просторное. Кровать. Значит, спальня. Тарасов привел его сюда, чтобы…
Валера свекольно вспыхнул. Тарасов скептически поглядел на него – припухшие, искусанные губы ярко алели на бледном лице. Валера не мог отвести от них глаз, – спросил:
– Ты раньше спал хоть с мужиками, или по бабам только?
Валера промычал что-то невразумительное. Судя по тому, что Анатолий Владимирович скривился, как от головной боли, ответ он истолковал правильно.
– Ладно, сиди, Харламов. Я сейчас вернусь. Вернусь сейчас, я сказал! Да отцепись ты!
Сидя на кровати с плотно сдвинутыми ногами, между которыми наливалась неуютная тяжесть, сжав кулаки, Валера думал о том, что сейчас произойдет. Туман в голове порассеялся, и Валеру начало потряхивать. Было страшно. Сейчас с ним случится что-то мерзкое и унизительное, о чем он всю жизнь думал с брезгливым отвращением – до Тарасова. Валера видел от того много унижений, но мерзким, низким Анатолий Владимирович быть просто не мог. Он был больно, тяжело и страшно, он был пот и кровь, он был отчаяние и безнадежное упрямство, он был поражение и победа. Он был самым лучшим человеком, приключившимся в Валеркиной жизни. Валера любил Иру, правда любил, а маму с папой, Таньку – еще больше. А Анатолия Владимировича – боготворил. Как идола или Ленина. Наверное, это было глупо. Но иначе Валера не мог.
Тарасов появился на пороге, критически оглядел Валеру, его стиснутые на коленях руки. Наверное, взгляд у Валеры был затравленный. Тарасов подошел к нему тяжелым шагом, наклонился, взял за подбородок.
– Ты еще можешь уйти, Харламов. Гнаться за тобой не буду.
Валера только молча замотал головой.
– Смотри, сам напросился. – И Тарасов быстрыми, резкими движениями принялся раздеваться.
Валера наблюдал за ним, как завороженный. Жадно пил взглядом каждый новый обнажившийся сантиметр кожи. Никогда прежде он не думал, что его тренер – красивый. А тут вдруг как между глаз обухом ударило, и взгляда не отвести, и не насмотреться. Анатолий Владимирович снял рубашку, стащил майку через голову, еще больше встрепав волосы, и Валера не удержался – придвинулся ближе, припал губами туда, где под нижним ребром виднелся небольшой бледный шрам – знать бы, отчего он, одурманенно подумал Валера и не утерпел, попробовал на вкус.
Губами, языком почувствовал, как судорожно дрогнули мышцы на животе. На голову ему вновь легла рука, отвела за волосы прочь.
– Имей терпение, – жестко велел ему Анатолий Владимирович и расстегнул штаны. Штаны тоже были большие, мешковатые, как свитер. От мысли о том, что вот сейчас он увидит Анатолия Владимировича без них, у Валеры сладко и волнующе оборвалось в животе.
– А теперь отвернись. Харламов, я кому сказал? Отвернулся, быстро!
Отвести взгляд было трудно, но еще через пару окриков Валера все же послушно отвернулся. Тарасов рядом чем-то шуршал, возился, что-то откручивал. Затем кровать за спиной Валеры прогнулась. Слегка покачалась. Затем еще. И еще.
И раздался вздох.
Негромкий, приглушенный, но Валеру как электрическим током подбросило. Развернулся, забыв о тренерском наказе, и онемел, вытаращил глаза.
Тарасов стоял на кровати на коленях, расставив ноги, и одной рукой делал с собой что-то очень странное – Валера не сразу понял что, а когда понял, его бросило в жар. Даже уши заполыхали, будто окаченные кипятком. Тарасов неодобрительно поглядел на него, не прекращая движений.
– Харламов, ну я же просил… – начал он.
– Анатолий Владимирович, а можно… я? – ляпнул Валера и похолодел от собственной смелости.
– Ты? – Тарасов, сощурившись, смерил его взглядом. – Ну давай. Только разденься сначала, а то что это – одетый сидишь, как дурак.

Странное дело: Валере не было противно. Совсем. А было – очень страшно.
Он боялся его сломать. Сейчас, с его пальцами внутри Тарасова, Валера как будто впервые имел над ним власть – страшную в своей полноте. Он осторожно, едва двигая рукой, погружал пальцы в горячее бархатистое нутро, напряженно следя за лицом Тарасова: не дрогнут ли болью губы, не ляжет ли между бровей морщина. Глупо, конечно: Тарасова отставка не сломала, сам Брежнев не сломал – а тут Валерка и его неловкие грабли. И знал ведь, что если Тарасову что-то не понравится, больше всего несдобровать именно ему, Валерке. А вот, боялся.
В конце концов Тарасов выдохнул нетерпеливое "ха" и отвесил ему щелбан.
– Шевелись давай, Харламов! Активнее, активнее! Заснул ты там, что ли?

[Гость]

4/5

– П-простите, Анатолий Владимирович, я сейчас! – и Валера так усердно принялся исследовать пальцами между его ног, что чуть было не пропустил момент, когда тело Тарасова напряглось и выгнулось, содрогнувшись, и темные волосы упали на лоб.
– Анатолий Владимирович, все в порядке?.. – умом Валера понимал, что, судя по низкому грудному стону и хмельно блестящим глазам, Анатолий Владимирович в полном порядке. Но Валера сейчас играл на чужом поле, и ходы этой игры пока что были ему незнакомы.
– Ты мне разговоры не разговаривай, Харламов. Ты сюда побеседовать пришел? – рявкнул Тарасов.
– Ну, вообще-то да, – честно сказал Валера. – Я ж не знал, что все так выйдет.
Тренер замер, вглядываясь, затем отпихнул его и принялся слезать с кровати. Валера его тут же перехватил, вцепился, повалил на постель.
– Дурак вы, Анатолий Владимирович, – бормотал, руками прижимая запястья Тарасова к сбившейся простыни, ногами обвив бедра, худые костлявые ноги. – Всё орете, нервничаете, дергаетесь почем зря. – И покрывал короткими горячечными поцелуями скулы, подбородок, лоб, чмокнул кончик носа, впился в шею, ощутил губами, как часто, загнанно бьется сердце Тарасова; оставил за собой яркий красный след, потерся носом о ямочку между ключицами и глубоко вдохнул, закрыв глаза. Век бы целовал. Век бы не отпустил. Только бы этот человек, невозможный, мучительный, самый лучший, – его был. Только его, навсегда, на всю долгую жизнь.
– "Пень обоссанный"? – припомнил Тарасов, хмыкнув. Валера кожей ощутил этот смешок, почувствовал, как тот отдался в его собственной груди. Он благоговейно провел пальцами там, где под кожей стучал бешеный ритм, и вновь поцеловал припухший рот. Он будто умирал от жажды все эти годы, а теперь никак не мог напиться.
– Давай уже, Чебаркуль, не тяни. Больно много раздумываешь, – но голос у Тарасова был хрипловатый, задыхающийся, и Валера сцеловал с его губ этот недовольный голос, слизнул эту недовольную морщинку на лбу, надолго припал губами к влажному виску с прилипшими короткими волосками и вошел одним долгим движением. Тарасов замер под ним, задохнувшись, и Валера впился взглядом в его лицо – не больно ли? Но тут Тарасов нетерпеливо двинул бедрами, его твердый, будто каменный член скользнул по Валеркиному животу, оставив за собой влажный след, и у Валеры потемнело в глазах.
Он подхватил Тарасова под бедра, привычным движением – как Иру или одну из своих прежних девчонок. Тот обвил ногами его талию, вскинул руки на плечи. От желания у Валеры пересохло во рту. Он вышел почти на всю длину – и тут же вогнал обратно, жадно наблюдая, как исказились черты Тарасова. Начал двигаться мерно, сильно и не сразу заметил, что бормочет: мой. мой.
Сколько же он его хотел? Когда все это началось? Не тогда ли, когда Валера впервые увидел его на другом краю поля – далекую легенду в черном? Столько воды утекло с тех пор, столько всего случилось – Чебаркуль, Ира, авария, Канада, – а он все не замечал, не понимал. Только во сне видел – свисток в зубах и дурацкая шапочка, ругает Валерку на чем свет стоит, а тот все улыбается, улыбается, как дурак. Гол для него забил, р-рыцарь – весь стадион аплодировал. Валера всхлипнул, сжал до хруста – так страшно, до крика ему хотелось никогда не отпускать, никому не отдавать, – и поднял взгляд на лицо Анатолия Владимировича, совсем открытое и беззащитное. Карих радужек не было видно за черными безднами зрачков. В них Валера увидел свое выражение – голодное, отчаянное. Сделал медленное, продуманное движение, не спуская взгляда с приоткрытых губ, и слизнул с них слетевший стон, глухой, сдавленный, будто Анатолий Владимирович все еще пытался от него что-то утаить.
– Мое, – выдохнул в приоткрытый рот, неспешно скользя бедрами, почти не выходя – только исследуя, узнавая каждый уголок этого тела. Он так долго о нем мечтал. А Тарасов – все знал, конечно. Все видел. И не сказал – отмалчивался. Таил. Только раз на него посмотрел – тогда, перед игрой, в которой Валера забил для ЦСКА свой первый гол. На него одного. И первым отвел глаза, когда Валера перехватил его взгляд. А затем вновь – только на него, до тех самых пор, пока не дал команду к игре.
Он больше ничего не утаит от Валеры – ни стона, ни единого вздоха.
– Хватит уже, – наконец хрипло выдохнул Тарасов. – Быстрее, ну же, Валера!
– Ну уж нет, – с улыбкой заявил Валера и сделал короткое движение, подарившее ему долгий нутряной стон. Тарасов раскраснелся, коротко, трудно дышал, цепляясь за него, впиваясь ногтями в его плечи. Красивый. Красивее любой девчонки. Надо будет ему сказать, решил Валера: вот Анатолий Владимирович разозлится! Скользнул рукой по груди, провел по соску (короткий отрывистый вздох), вобрал между зубов аккуратную мочку уха, прикусил (негромкий хрипловатый стон). Не прекращая неспешно двигаться, блаженно слушая отрывистые задыхающиеся ругательства, перемежавшиеся его именем; ощущая, как вздрагивает тело Тарасова, как пульсирует его член, трущийся о Валерин живот. Валера в жизни не держал в руках чужого конца, но сейчас – скользнул ладонью вниз, ощутил сочащуюся влагу, двинул вдоль длины, наблюдая за тем, как закатились глаза Тарасова.
– Пожалуйста, – выдохнул тот наконец – так тихо, что Валера едва расслышал. – Пожалуйста, Валера.
Он беспорядочно цеплялся руками за плечи Валеры, оставляя ногтями длинные красные полосы. Останутся следы, и еще какие. Что он Ирке-то скажет?
А ведь если спросить Анатолия Владимировича – что "пожалуйста"? – он ведь сейчас, пожалуй, не ответит. Его голова металась по подушке, ресницы дрожали над затуманенными глазами.
И Валера сошел с ума.
Быстрее, быстрее, не остановиться – хоть небо обрушься. Шея, плечо, скула под его губами, тело к телу так плотно, что кожа вот-вот сплавится воедино. Стоны, крики из дрожащих губ, все громче и громче, и от стука кровати в стену с потолка сыплется штукатурка. Взвыл-зарычал, выгнулся, едва не переломившись в пояснице, до синяков стиснув Валеркины плечи, и его лицо – Валера его навсегда запомнит, это лицо, этого до боли любимого человека – обнаженным, неприкрытым в Валеркиных ладонях. Он вдвинулся еще раз, два, забыв себя, забыв все на свете, кроме одного-единственного имени, – и на него накатила ревущая волна.

[Гость]

5/5

– Вечереет, – ни с того ни с сего сказал вдруг Тарасов, глядя в окно.
"М-гм", – ответил Валера, водя пальцами по его груди.
– А ты не мычи! Что жене скажешь, болван? Куда на весь день пропал? – Тарасов отпихнул его, зашарил по полу – каким образом его штаны и носки оказались там, Валера не имел ни малейшего понятия. От утренней глажки не осталось и следа. – М-да, будто слоны танцевали. Я тебе утюг дам, приведи себя в порядок.
Валера уселся на кровати, свесив руки и бездумно глядя в какую-то точку на стене. Он начал было одеваться – зачем-то нацепил на шею галстук, поддел ногой трусы, но до руки не дотащил – застыл. Мысли разбредались, вились в голове жужжащим мушиным роем, никак не желая течь в одном направлении, и тело пело приятной усталостью – как после хорошей тренировки… только лучше. Гораздо, гораздо лучше.
Тарасов кое-как накинул рубашку, встал. Валера беззастенчиво пялился. Тарасов на него цыкнул, но Валера только расплылся в широкой дурацкой улыбке. Согнать ее он сейчас не смог бы, сколько бы ни старался.
По бедру Тарасова текла тонкая белая струйка. Валера застыл, уставившись на нее. Тарасов нагнулся, собирая раскиданное шмотье, сунул охапку прямо ему в лицо.
– На-ка, одевайся давай и выметайся. Ире привет передавай.
Да какая там Ира.
– Анатолий Владимирович, а давайте еще? – Валера, как щенок, опрокинул Тарасова на кровать, затеял возню, покусывая за ключицы, запустив руку между ног Тарасова. Пальцами ощутил, как из того медленно сочилась жидкость, и задохнулся от внезапно накатившего желания. Тарасов раскинулся на кровати в одной рубашке, расставив ноги, и недовольно за ним наблюдал – но теперь-то Валера его насквозь видел.
– Я старый человек, Харламов, – Анатолий Владимирович, конечно же, не мог не поворчать. – Заездишь меня – что ребятам скажешь? Куда тренера дел?
– Себе оставил, – заявил Валера. – Я вас теперь не отпущу, Анатолий Владимирович. Смешной вы.
– Я тебе клоун, что ли, – прикрикнул на него Тарасов. – Цирк – это то, что вы на льду творите. Лапы, лапы убери, я чаю хочу.
Валера только ухмыльнулся и поцеловал его в плечо, потершись членом о полувставший член. Тарасов раздраженно вздохнул и притянул его к себе за одиноко болтающийся на шее галстук.
Каждый день делать выбор, так, Анатолий Владимирович?
Вы еще не знаете… но я всегда выбирал вас. И буду выбирать. Всегда.

Автор, Боже... Можно я буду вас любить? Вы мой кумир.
Это настолько ВХАРАКТЕРНО, это такойТАРАСОВ.
Я растеклась виктимной лужицей восторга. Сотню раз браво!!

[Evil!Penny]

Гость, Дорогой Автор! К чему эта ложная скромность?!!! Ваш фик прекрасен, как тысяча рассветов! Безупречен, и по замыслу, и по исполнению! Герои вхарактерны, ситуация логична, сюжет нигде не провисает. История написана настолько замечательно, что хочется поглощать ее крошечными кусочками, чтобы растянуть как можно дольше.
Валера - очень хорош! Тарасов - просто нет таких слов!!! Идеальное попадание в образ.
Пастельная сцена, ээээ.... Ну, прекрасна, что уж там!
*дышит в пакет от переизбытка чувств*
Не бейте больно
Ну, если только вы об этом очень-очень попросите! Восторженные читатели сделают для вас буквально ВСЕ!
Вот подождите, сейчас немного спадет жара, фандом выползет из тени. И завалят вас зифирками по самые... В общем, завалят )) И стотыщ котиков подарят! Готовьтесь!
Нет, ну реально же отлично написано! Вот без дураков, отлично!

Нет, не могу! Дорогой Автор, ну пожалуйста, откройтесь в личку, а то я, пока деанона дождусь, просто с ума сойду от любопытства!

[Holy Allen]

Автор, вы замечательны. Тарасов прекрасный, верибельный очень. Харламов - милый такой восторженный щенок лабрадора. Спасибо вам большое за такой текст.

[fedechka_morkovkin]

Достойное исполнение! Отдельный кинк домашний и сексуально опытный Тарасов. Спасибо за правдоподобность!

[Синдром смеющейся марионетки]

Спасибо за исполнение, местами сквикало почему-то, но это было горячо

AWWWWWWWWWWWWWWWWWWWWWWWWW
АВТОР, Я ВАС ЛЮБИТЬ
КИНКИ-КИНКИ
А АНАТОЛЬВЛАДИМЫЧ
А ВАЛЕРА
ОНИ ТАКИЕЕЕЕЕЕЕ
горячо, жарко, ааааах.
спасибо

[yuk]

автор, а раскройтесь в личку плиз, нам необходимо вас больше. мы вас читали на работе 5 раз!

Я НЕ МОГУ
Я ХОЧУ КОММЕНТИТЬ ЕЩЁ

вот эти моменты.
" Он был больно, тяжело и страшно, он был пот и кровь, он был отчаяние и безнадежное упрямство, он был поражение и победа. Он был самым лучшим человеком, приключившимся в Валеркиной жизни. Валера любил Иру, правда любил, а маму с папой, Таньку – еще больше. А Анатолия Владимировича – боготворил. Как идола или Ленина. Наверное, это было глупо. Но иначе Валера не мог."
- тут я просто потерялась. какой слог. какой, матьвашуизвините, слог. самый лучший человек, приключившийся в его жизни. всё. я кончил. литературный оргазм.

"Век бы целовал. Век бы не отпустил. Только бы этот человек, невозможный, мучительный, самый лучший, – его был. Только его, навсегда, на всю долгую жизнь."
- а вот это, товарищи, это любовь. любовь к автору. (и у этих двоих тоже, конечно).

и концовка. сравнение Валеры с щенком...
и ведь действительно - щенок. верный, ласковый, добрый, лижет руки (и не только, бггг, ростите за пошлость) хозяину, готов за слово его удавиться - куда угодно за ним.

ох. спасибо.

[Гость]

[Сашка], только если вы позволите мне любить вас в ответ Вот насчет вхарактерности я как раз очень трепетала. Рада, что Тарасов достаточно похож на себя Спасибо!
Evil!Penny, ваш комментарий прекрасен, как рассвет над Бильбао Он сделал мне день. Сейчас откроюсь, и спасибо за такой восхитительный отзыв
Tommy_Wiksen, ах, спасибо вам Валера действительно мне весь фильм очень щеночка напоминал, особенно в сценах тренировок после приснопамятного "пня обоссанного" Когда он за шайбой тянется, на резиночке привязанный, - так и вовсе
fedechka_morkovkin, Тарасов - это вообще один сплошной кинк *необъективно относится* Спасибо!
Синдром смеющейся марионетки, очень жаль, что сквикнуло, но отрадно слышать, что в конце концов должное количество лулзов все же было изловлено
sibirean.monkey, Я ХОЧУ ВАС ОБНЯТЬ. ВЫ ПОЗВОЛИТЕ? Спасибо за чудесные слова!
yuk, ах! *испепелилась* Вот это комплимент Откроюсь, конечно, только у меня в дневнике сейчас сплошной ганнибал

только если вы позволите мне любить вас в ответ

Автор, ВАМ такое позволяю с радостью)))

[Джейки]

ааааааааааааааааааааавввввтор))))))))))))))))))))))))))))))))

Он был больно, тяжело и страшно, он был пот и кровь, он был отчаяние и безнадежное упрямство, он был поражение и победа. Он был самым лучшим человеком, приключившимся в Валеркиной жизни.

вот это такая правда, что прям дух захватывает

совершенно шикарная стилизация и диалоги - падаешь в то время, с этим печеньем в вазочках, кружевными салфетками, дешевыми куцыми букетами, даже запах ощутим, хотя хрен его знает, каким он был, но всё равно представляется...
а ещё вы очень смело написали, без антисквиковых приёмчиков и лишних красот. и трогательно же так получилось, и мило, и по-настоящему

спасибо, автор, спасибо!

[девочка Ив]

Я в этот раз все пропускаю!
Уфапалась вся.
Автор, вы бог, это охуеннейше.
Сперва Татаренкова полюбила, теперь люблю, когда Тарасов снизу... Фандом зефирных котиков, нельзя не любить.

В общем, автор, это вам:

[Гость]

вау, вау, вау это очень жарко вышло! и ваш Валера такой мальчишка и Тарасов просто
спасибо вам, автор!

заказчик

[Рохсана]

Что у нас в фандоме делает Бог?! ЭТО БЫЛО ОХУЕННО!!!!!!
Они такие живые, такие настоящие, ащащащщащ (простите, нет слов). *лужица счастья* Я ревела от чувств, потому что это было сильно и прекрасно. Любить Вас и качать чемпиона!
Растащить на цитаты!!!

[Эдема]

– Анатолий Владимирович, а давайте еще?

ДАВАЙТЕ!
... зефри растаял, как прошлогодний снег, Будем теперь пить зефирные коктейли)
Афтор, вы смелый и славный - для нашего милого зефирного фандома - вы герой!
ага)) это ну очень смело и как-то знаете нагло прекрасно

[мвм]

Автор, как же вам еще выразить свое восхищение? Такие детальки и деталюшечки! И вписываются в характер и так задевают в плане пвп!!! Просто описать мой восторг не могу, спеклась, словес не хватает...
Спасибо, дорогой, погладил даже те предпочтения, о каких я в себе и не знала

[Лис]

*бегает и вопит* Ааа, красотища!
Автор так и не раскрылся?

[Your Song]

Лис, да как же не раскрылся, вот он я
Спасибо, ребята, я ужасно рада, что вам понравилось

[Лис]

Your Song, ура-ура! Качать автора! *побежала френдить на фикбуке*

[Хельм]

*кончилась как личность и радуется*