#11

[Legenda17Fest]

Тарасов любил водить свою команду в баню. Первый раз, когда пригласили и Харламова, который сразу попадает в неудобное положение из-за своей внезапной реакции на голого АВ, что становится сюрпризом и для него тоже...

Вопрос: хочу исполнение!

1. +		23	(100%)
Всего:		23

@темы: выполненная заявка, Тарасов/Харламов, Валерий Харламов, Анатолий Тарасов

Comments

[Гость]

Первый пошел.

Вряд ли это то, чего хотел заказчик, но тем не менее: команда есть, баня есть, неудобное положение в связи с реакцией на АВ - тоже есть. А, ну да, текст не вычитывался, потому что ночь и поспать бы.

PWP, NC-17.

Не уходит.
Тарасов смотрит пристально и заинтересованно, отмечает, как раскрасневшийся Гусь вываливается из парилки в прохладный предбанник. Бросив на него завистливый взгляд, Михайлов выскальзывает следом. Нет уже сил терпеть эту жару, а Тарасов только пару поддает. Харламов не уходит, сидит красный весь, но и не думает выметаться.
Их остается четверо, когда Фирсов, щурясь, смотрит на Рагулина и тяжело выдыхает.
— Ладно, Александр Палыч, сегодня ты пересидел.
— Прошлый раз тоже, Толь, — смеется Рагулин, провожая его взглядом. — Валер, ты нормальный вообще?
Он с искренним беспокойством косится на Харламова, который сидит в углу парилки, подтянув колени к груди, и смотрит в стену.
— Валера, тебе «Неотложку» не надо будет вызывать?
— Нормально все, — сквозь зубы отвечает Харламов.
Тарасов хмурится, прислушиваясь к их разговору.
— Это ты самовыражаешься так? — озадаченно интересуется Александр и пожимает плечами. — Хорошо, считай, сделал всех.
Вытирая пот, струящийся по лицу, выходит, а Валера смотрит ему вслед – на голую задницу своего товарища, и это немножко успокаивает. Отпускает. Чуть-чуть.
Он стискивает зубы, на Тарасова все еще не смотрит, хотя отчетливо чувствует его взгляд. Краем глаза замечает, что тренер поднялся с места, и непослушный взгляд все же скользит туда, куда не следует.
«Черт, черт!»
Тарасова в бане пересидеть нельзя – это все знают. Никто уже и не пытается.
Он думает только о том, как бы сильнее забиться в угол, когда Тарасов льет ему на голову ковш холодной воды. Валера вскакивает автоматически, и замирает — и теперь уже не спрятать возбуждение, постыдное, мальчишеское, которое заставило его пересидеть всю свою команду, которое ни на минуту не отпускало, только било в голову с новой силой, стоило Тарасову повернуться к нему лицом. Взгляд, чертов неподвластный разуму взгляд снова скользит куда-то вниз.
— Харламов, тебе мужики нравятся? — насмешливо интересуется тренер, зачерпывая еще ледяной воды.
Шутит, шутит. Или?.. Валера зажмуривается.
— Нет. Это просто…
— Избавь меня от этой информации.
— Может вы… выйдете… пожалуйста, Анатольвладимирович? — Харламов почти умоляет. В такой глупой ситуации он первый раз, и единственное, чего хочет — чтобы никто не видел этого его позора.
— Раньше тебя из парилки выйти? — Тарасов крутит пальцем у виска, ставит ковш на лавку, сам садится на соседнюю. — Ага, сейчас. Я отвернусь, Харламов. Не сдерживай себя.
Он отворачивается, и Валера почти стонет. Больше не в силах выносить это возбуждение, которое отнимает способность дышать, когда он бросает взгляд на своего тренера – не ровно дышать, а вообще – хоть как-то; стыдно до безумия, но хочется – тоже невероятно, и он, обхватывает руками собственный член, смотрит в спину Тарасова, представляет…
Дышит тяжело, и стоны почти не слышны, но Тарасов — знает. Спиной чувствует каждое Валерино движение, каждый его вдох, знает, как бьется у того в висках, и, понимая, что не может и дальше оставаться равнодушным — во всех смыслах — оборачивается.
— Харламов, можешь потише!..
Он встречается с Валерой взглядом. Тот смотрит на него, и, очевидно, все это время смотрел. Ласкает себя, а смотрит — на него. Рука замирает, но бедра как-то инстинктивно толкаются в нее, и Тарасов — военный, с небывалой выдержкой — не может отвернуться.
Стыд перемешивается с возбуждением, но он видит – в глазах харламовских видит, в этих губах дрожащих — что мальчишка сейчас не представляет ничего. Никого. Просто смотрит. Оглушительно выдыхает, и Тарасов понимает, что еще пара таких звуков, и кто-нибудь сюда войдет.
Он приближается в два шага, и Валера, увидев, что тренер возбужден — тоже, едва не кончает от одного этого зрелища.
Горячая рука Тарасова зажимает его рот, вторая, правая, упирается во влажное от пота и воды бедро хоккеиста.
Это касание — за гранью, за рамками, выше которых ничего нет.
Мир взрывается, и Валера — вместе с ним, горячая сперма течет по ноге Тарасова вниз, к стоку.
Тарасов отстраняется и убирает руки.
— Вон пошел.
Свою проблему он решит ее как-нибудь сам. Вытравит — потом.
Валера молча выходит, но ноги все еще предательски дрожат.

[Гость]

Ого, не ожидала ПВП такого. Спасибо, вышло жарко!

Заказчик

[Narcissa_Malfoy]

Автор, это здорово, очень!

[Гость]

СИРИАСЛИ?
Автор очень доволен, что это понравилось.
И еще автор в шоке, от того, что кому-то это нравилось.
Написано "в несвойственной автору манере"

[Rajn]

Супер!

[Гость]

и продолжения хочется!

[Nephie Les.]

Вот это дааа *О*
Вы потрясающи, автор.

[Гость]

Спасибо, я очень рада, что оно вам всем понравилось.
И, да, продолжения я не вижу, так что тут упс(

[Полтора метра.]

Вот это - да.
И рейтинг, и зефирки в таком небольшом объёме - это потрясающе же просто. Гость-автор, дайте я вас обниму

[Бастард]

Автору - за исполнение, заказчику - за заявку СПАСИБИЩЕ! *подышала в пакетик, пришла в себя*

[Sinica]

Чего-то у Тарасова в фэндоме привычка появилась - довести мальчишку до оргазма и "вон пошёл!"
А так - жарко, да ))

[~Иньянна~]

это... горячооо... и очень жарко. действительно как в бане.
спасибо! и с началом феста вас!

Стыд перемешивается с возбуждением, но он видит – в глазах харламовских видит, в этих губах дрожащих — что мальчишка сейчас не представляет ничего. Никого. Просто смотрит.

Вот это прямо анриал. Потрясно! Браво, автор!))

[Гость]

Awwwwwww, божечки, вы так меня порадовали комментами, пойду еще что-нибудь напишу.
Автор.

[~Иньянна~]

пишите-пишите, Автор, а мы с удовольствием прочтем! )))

[Holy Allen]

Хорошо, очень хорошо. спасибо, автор!

[Командорский голубой песец]

Жарко, автор, спасибо

[Крошка Пингви]

Sinica,

Чего-то у Тарасова в фэндоме привычка появилась - довести мальчишку до оргазма и "вон пошёл!"

гыгыгы))) это типа коллективного бессознательного)))
Гость, он же автор, очень и очень горячо ещё, ещё давайте

[Полтора метра.]

Гость,

пойду еще что-нибудь напишу

о, да, исполняйте, а мы будем фонтанировать

[Максим Максимыч]

ой, как шикарно

[Moura]

Автор, вот вам моё сердце, почка, селезёнка и букет ландышей в придачу. Ковшичек холодной воды срочно, пожалуйста *высунулась в окно под дождичек*. Спасибо, это прекрасно. От а до я, от Рагулина с его «Самовыражаешься?» до тарасовского «Вон пошел», которое вообще - кинк кинков (за это «Вон» я вам ещё и вторую почку готова отдать). Всё, что между, - один сплошной перфекшн: и это Валерино упрямство, и оооо.

— Избавь меня от этой информации.

Я отвернусь, Харламов. Не сдерживай себя.

Просто смотрит.

Горячая рука Тарасова зажимает его рот, вторая, правая, упирается во влажное от пота и воды бедро

Свою проблему он решит ее как-нибудь сам. Вытравит — потом.

И прон, и нерв. Вау. Вау вам, автор, ВАУ же.

[marsi]

супер!!!

[Гость]

Moura, АЫЫЫЫ СПАСИБО! Я очень, очень рада, что тебе оно понравилось, ооо, как я рада!

marsi, спасибо! автору приятно)

[Гость]

П,С, автор тупит и отвечает не всем, у автора нет времени, извините (

[holy hack jack]

уруру, это великолепно.
и мне кажется, все вполне закончено, какое ещё может быть продолжение?

[Гость]

Автор 1, мы с Вами, кажется, кармические близнецы - столько общих моментов, что, кажется, из одного колодца идеи черпали. Или я у вас астрально плагиатил
Но у вас это жарче написано, да. Много жарче

[Гость]

предисловие

Как я выше уже сказал, видимо, астрально сплагиатил половину у Автора 1, ибо - когда прочёл чужое исполнение по заявке, от чего сдерживался, когда увидел его наличие, уфэйспалмимлся со сходств.
Фандомное-фандому, принадлежащее Море - самой Море (Мора, простите, написанное Вами становится каноном, и нет сил не впихнуть это в фик), кинки - тоже фандому, равно как и понимающий Кулагин и почти-понимающий Гусь.
Исполнение проигрывает первому по всем статьям, Вы предупреждены.
Думал, что не буду выкладывать, но... не выкидывать же (с) Так что пусть полежит.

Исполнение 2

Каждый год, 31 декабря, мы с друзьями ходим в баню.
Это у нас такая традиция.

Наверное, это нормально – что существуют традиции, к которым периодически возвращаются.
Но то, чтобы такой традицией был поход в баню… о таком Валера ещё не слышал.
Когда Боря, упаковывая вещи в сумку, упомянул, что завтра, после тренировки, они идут в баню, и лучше бы Валере ничего не планировать сразу после тренировки, так как отказы не принимаются, Валера недоуменно вытаращил глаза и пролепетал:
- Какая баня, Борь, ты чего… У нас же душ есть.
На что откровенно ржущий Михайлов только хлопнул по плечу и посоветовал захватить с собой веник.
Утешало только то, что Гусь тоже об этом не знал. Да и веников у обоих не было.

Когда в общественную баню ввалилась толпа молодых мужчин, которые сразу своими низкими басящими голосами, крепкими ладными телами и огромными заплечными сумками заполнили всю раздевалку, ответственная за порядок в бане пожилая женщина только страдальчески закатила глаза. И ей было абсолютно наплевать, что это игроки ЦСКА, а половина играют за сборную Советского Союза. Важнее было то, что теперь опять придётся часа на три закрывать баню – такая ватага занимала всё помывочное отделение, не говоря уж о парилке.
Собрав с каждого по десять копеек за вход и пользование шкафчиком («И не вздумайте своими сумищами мне тут всё разломать, после ваших баулов каждый раз какая-нить дверка да отвалится, не пущу в следующий раз!»), банщица ушла клеить объявление на входную дверь, а спортсмены по одному-по двое, как попало сложив вещи на скамейках, начали просачиваться в помывочное отделение. Валера, подхватив взятый напрокат у банщицы веник и мочалку, глянул через плечо на копошащегося Гуся, и вышел из раздевалки.
Как оказалось, все первым делом ушли в парную. Сидели и лежали там, на ступенчатых лавках, обливаясь потом, а Тарасов, неугомонный Тарасов, знал себе да поплёскивал на раскалённую каменку, и влажный пар застилал помещение, и дышалось тяжело, с трудом, и видно было плохо – словно нырнул в парное молоко.
Наткнувшийся на Тарасова Валера мгновенно вспыхнул, почти сразу же потупив глаза, вскарабкался на самую верхнюю ступень, сел, отклонившись на стену, и прислушался.
Разговор тёк вяло, сонно-дурманное состояние обволакивало всех, подобно клубам пара. Где-то обычно молчаливый Володя и душа компании Толя обсуждали последнее приобретение Викулова – новую «Волгу», которая совершенно неожиданно «каюкнулась» и сердито басящий Володя костерил отечественный двигатель на чём свет стоит. Слава похлёстывал себя веничком и воодушевленно крякал, а Тарасов вполголоса – но так, что слышно было всем – напевал любимого «Черного ворона».
Сколько времени прошло, Валера не знал. Заметил только, что народ стал потихоньку выползать из парилки. Голоса тускнели и смазывались, неяркая лампочка отпечаталась на сетчатке век, сердце билось так, как на особо выматывающих тренировках, голова была чугунной и гудела, стоило повернуть её или открыть глаза, а пота стекло столько, что, казалось, на Чёрное море можно и не ехать. Интересно, все ли вышли?
- Ты жив там, Ва-ле-ра? – раздаётся слегка ехидный голос.
Харламов мычит нечто невнятное в ответ.
- Спускайся, всех пересидел. Что, решил даже Александра Палыча за пояс заткнуть? Он-то бывалый, и того сдался.
- Просто, - бормочет Валерий. – Я ещё полежу?
Ушат холодной воды, выплеснутой в лицо, а второй – куда-то в шею, сгоняет весь угар, и Валера, отфыркиваясь, садится, но голова всё ещё идёт кругом.
- Спускайся, - настойчиво повторяет Тарасов, - попарю хоть тебя. А то лежишь пластом. А в бане-то главное знаешь что? Правильно – попариться. Веник-то какой тощ-щий взял, сразу видать, здесь брал, да и толку в вениках хороших не знаешь. Эх ты, человек цивилизации… В бане веник дороже денег, слыхал? Поскупился на нормальный-то веник, а?
Тарасов кидает его веник на лавку и достаёт свой, окунает его в кипящую воду и плещет на камни.
Валера садится рядом, и первый хлёсткий горячий удар по спине заставляет вздрогнуть.
- Вот так, - приговаривает Тарасов, охаживая его по плечам, бокам, груди. – Вот так, Ва-ле-ра. Кстати, я тут подумал…
Нежёсткие прутья веника оставляют горячие, горящие полосы на украшенной синяками груди – половина из них ещё не сошла после той тренировки, от которой в памяти остались одни лишь смутные выкрики, боль и осознание, что он шёл по краю, по самому-самому тонкому льду, и лишь чудом – благодаря высшей силе – был спасён. И должен благодарить за это.
- Так что ты думаешь насчёт этой тактики, Ва-ле-ра?
Тарасов крутится рядом, после каждого удара веника касается горячей, потной кожи Харламова своими распаренными ладонями, и в Валере вспыхивает всё то, от чего он залез на самую верхнюю полку и лежал там себе, превращаясь в кисель. Лишь бы не думать, лишь бы не вспоминать. И зачем пошёл, догадывался ведь, что будет.
- Думаю, будет… хорошо, - хрипит Харламов, не зная, куда деть стыд и руки. Впрочем, рукам-то быстро находится применение, и он прикрывает пах. Со стыдом – много сложнее.
- Что такое, Ва-ле-ра? – в голосе Тарасова скопилась, кажется, вся желчь мира. – Тебе мужики нравятся, что ли? А я-то думаю, что это вы с Гусевым-то не разлей вода…
- Гусь тут не при чем, - Валере и стыдно, и он с трудом контролирует себя – сейчас, когда рядом – никого, кроме, и хочется так, что, кажется, разорвёт. – Не при чём.
- Девочку тебе надо, Ва-ле-ра, - Тарасов тяжело садится за его спиной, - тогда не будет в бане на голых мужиков...
- АнатольВладимыч, - на выдохе просит Валера, и в голосе – безумная мольба, и хочется, чтобы прекратилось это издевательство, и чтобы продолжалось – потому что если не вслушиваться в слова, то это даже лучше, чем совсем ничего.
Тарасов молчит, а потом рубит, с плеча – так же влетает шайба в ворота, тяжело, неотвратимо:
- Да уж реши ты свою проблему, а, Харламов, что тебя, учить, что ли, надо? Чай не в хоккей играем.
И Валера стонет – хрипло, когда понимает, что он – за его спиной, и толкается в руку, зажмурившись крепко-крепко. Хватит, насмотрелся – до того, что по ночам сниться будет. И тело, и руки эти на его же плечах, и стекающая по телу солоноватая вода.
Тарасов раздражённо крякнув, выливает воду на каменку, и шипение воды на раскаленных камнях сливается с глухими рваными выдохами.
- Харламов, ну долго там тебе ещё, а?
Валера по привычке поворачивает голову на зов, и – всё.
Этого хватает. Хватает, чтобы постыдное, жалкое, жадное, снедающее удовольствие ударило по затылку, размашисто, добивая – как бьёт словами заслуженный тренер хоккейной сборной Советского Союза. Да уже давно оно добило его – только он сумел было себя угомонить, успокоить, пере- и выдохнуть, как на тебе, поход в баню, нагрянуло, откуда не ждали. И чужие жгучие глаза, сощуренные насмешливо, сверлят, говорят: «Мальчишка, какой же ты мальчишка», и чужое блестящее даже в скудно освещённой парилке тело, мокрое от пота, и руки Тарасова, также закрывающие пах - тем же, точь-в-точь Валериным жестом, и он впивается другой рукой в осклизлую деревянную лавку, выстанывая:
- Вы…
Тарасов резким движением двигается к нему, приказывает, срываясь на хрип, нависает сверху:
- Молчи, Валера. Только молчи.
Валера впечатывается губами в чужое плечо, но горячей - запретной, той. наконец-то - кожи не хватает, губам - не хватает, и Валера касается языком, чувствуя во рту соль, в паху – пожар, в голове – тот же тяжелый, влажный пар, а на члене… а там, откинув его собственную, в том же темпе, только – сильнее, сжимает плотнее, двигается ещё более рвано – чужая шершавая рука.
И когда всего становится слишком много, небольшая отсыревшая парилка, кажется, вмещает только его и Тарасова рядом, а тусклая лампочка под потолком взрывается, и утихающее шипение раскалённых камней ещё долго отдается эхом в ушах.
Когда Валера обретает способность более-менее сносно дышать, Тарасов сидит возле самой каменки и ожесточённо хлещет себя по спине.
- АнатольВла…
- Иди уже, Харламов. Просто уйди.

В помывочной команда встречает Валеру как героя – словно он с канадцами в одиночку матч провёл, а не высидел в парилке на пятнадцать минут больше них.
Только Гусь, глядя, как Харламов, наскоро ополоснувшийся под душем и закутанный в не первой свежести банную простынь, сидит, осоловелыми глазами глядя в зеленоватую кафельную плитку, понимает, что Харламов снова, в своей персональной битве с Тарасовым, проиграл. Проиграл, и, видимо, что-то очень важное.

Не знал он только того, что в парилке Тарасов, уткнувшись лбом в лавку, пытался выхлестать из себя мальчишку – с его огромными испанскими глазами, мягкими согласными, упрямым взглядом из-под смешной чёлки. Не получалось. И, кажется, теперь уже не получится.

Когда у очередного шкафчика отламывается дверка, и банщица открывает рот, чтобы начать очередную истерию, Кулагин молча сует ей в карман дополнительные двадцать копеек. Потому что он, лишь раз взглянув на вышедшего из парилки Тарасова, понимает: они сюда ещё вернутся.
Он знает: пока Толя не решит свою проблему, из-за которой он просиживает по часу в парилке, бездумно глядя на кипящую воду, они будут сюда возвращаться.
О том, что эта привычка появилась у Тарасова с приходом в команду Харламова, он предпочитает не думать.

[Гость]

Ааыыыы, Автор 2 — вы бог
Серьезно, это, хоть и о том же совершенно — в сто раз лучше, чувственнее и вообще...
Спасибо, кончил (с), в общем.

Автор 1.

[Holy Allen]

Автор 2, это так прекрасно! Так горячо! У вас такое замечательный слог! Спасибо, теперь мне точно приснится этот эпизод

[Nephie Les.]

Автор-2, я-таки больше никогда не смогу ходить в баню. Из-за неприличных ассоциаций
Спасибо вам огромное.