#98

[Legenda17Fest]

Тарасов/Харламов.
Юст хочу. Обожествление со стороны Харламова, все его мысли по фильму.
Можно Солнце/Икар, соответственно. Ментальная связь во время матча с Канадой - не только Валера чувствует поддержку Тарасова в виде по добранной палки, но и Тарасов, как близнец, чувствует каждый удар по ногам. ХЭ обязателен

Вопрос: Хочу исполнение!

1. +		12	(100%)
Всего:		12

@темы: невыполненная заявка, Тарасов/Харламов, Валерий Харламов, Анатолий Тарасов

Comments

[Гость]

Искренне надеюсь, что этот фандом еще жив...
Честно - я неделю перечитывала все работы феста. Они прекрасны.
Вдохновившись количеством невыполненных заявок, решила тоже что-то написать.

Автор! Пожалуйста, не бейте. Хотела написать небольшой фик, но меня понесло аж на 9 вордовских страниц. Не хотелось комкать и сумбурно все описывать. И вообще, получился какой-то ангст. Такие пироги. Извиняюсь еще раз.

часть_1

Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Нет, нет и еще раз нет.
Кто вообще придумал эту «мудрость»? Увидеть – лучше? Интересно. Жаль, автор этого высказывания не брал в расчет ситуации, когда «увидеть» приравнивается к «умереть».

Увидеть. Видеть. Взгляд.
В первый раз – из-под насмешливо и немного надменно приподнятых бровей, поверх сползшей на кончик носа оправы. Свысока, снисходительно, но не без интереса. Именно эта заинтересованность во взгляде тренера прожигала насквозь, достигая самых дальних уголков души и распаляя так давно тлеющие там мечту и надежду. В тот момент – именно их.
Заветные желания и стремления будто бы созданы для того, чтобы медленно, осторожно, но при этом ни в коем случае не угасая, тлеть в чертогах воображения, ожидая какого-нибудь сигнала извне, который превратит эту скромную искорку в полыхающий жаркий огонь. Именно тогда человек, как принято говорить, горит желанием или живет мечтой.
А покуда горит пламя от первой искры, где-нибудь в темном уголке сознания появляется новая искорка новой мечты, ожидая своего часа.

В тот момент заинтересованный взгляд вкупе с обнадеживающими словами разжег огонь первой, с самого детства лелеемой мечты. Хоккей и ничего более.

Сам Валерка тогда еще и не почувствовал начавшегося тления новой, куда боле интересной и непривычной искорки.

[Гость]

часть_2

В ту ночь Валера не сомкнул глаз. Обычно так и бывает в первую ночь на новом месте, однако тут дело было совсем не в этом. Несмотря на холодную уральскую зиму, воздух в тесной, просто обставленной комнате был жарким и как будто противно-тягучим. Занавески на окне плотно сдвинуты, однако даже если бы их вовсе не было, ничего бы ровным счетом не изменилось: солнца в этом городе не дождешься, как и светлых ночей.
Откинув одеяло, Харламов лежал на скрипучей облупленной кровати, уставившись в потолок. Мысли роились в голове, перепутываясь, сменяя друг друга, не давая уснуть:

«Зачем?»
«За что? Я доверился этому человеку. Выходит, зря»
«Все к чертям. Пусть только кто заикнется, что это к лучшему»

Даже сквозь толстые оконные стекла слышалось приглушенное гудение завода. Оно было монотонным и раздражающим, но, как ни странно, размышления под этот гул давались немного легче. Обрывки мыслей сменяли непонятные и в каком-то плане риторические вопросы:

«Но ведь не просто так. Возможно, есть причина?»
«Может, таким людям вообще не стоит верить?»
«Бред. Это – поможет? Я стану лучше?»

Огромных размеров старый будильник стоял на краю столика у стены, мерно и громко тикая. Словно стук метронома, звучащий в унисон с тонами сердца, тикание помогало разобраться в самом себе.

«Возможно, он лучше знает…»
«Не стоит сгоряча обвинять»
«К лучшему?..»

Валерка заснул ближе к утру, под мирное сопение Гуся, тикание часов и еле слышный гул заводских машин.

Харламову снился незнакомец в черном, сидящий на его кровати.
Незнакомец склонился над Валерой, заглянув хоккеисту в глаза.
Взгляд человека был тяжелым, строгим и прожигающим до черноты.

[Гость]

часть_3

«Люди, чтобы на ЦСКА посмотреть, по три рубля платят!»

Остроумная, казалось бы, реплика, словно ушатом холодной воды окатила Харламова. Вообще, Валера был уверен в том, что всеми своими действиями и словами Тарасов намерен остудить пыл молодого хоккеиста. Одного он не понимал: зачем? Разве плохо, когда человек живёт своим делом, горит мечтой? Разве не с помощью этих чувств люди добиваются высочайших результатов?
Однако еще тогда, в Чебаркуле, Валера понял, что если Анатолий Владимирович что-то делает, значит это не случайность. Значит, так надо. Значит, так будет лучше для него самого.
Только сейчас, когда Харламов со скучающим видом сидел на трибунах, верилось в это с трудом. Но верилось.

Каким бы проницательным ни был Тарасов, на сколько бы он ходов не просчитывал события, одного он на тот момент знать точно не мог. Он и не подозревал, что пытаясь притушить огонь одного Валеркиного желания, он невольно освобождает место для совершенно другого, но не менее жаркого пламени.

***

«Пень обоссанный!»

Господи, не выразить словами, как Харламов был благодарен Анатолию Владимировичу за то, что тот не стал придавать особого значение тем его словам. Словам, сказанным под гнетом секундного, неправильного порыва.
Валере было стыдно. Стыдно не только перед тренером, но и перед самим собой. Перед собой даже в первую очередь. Харламов и помыслить не мог о таких словах. О таких словах, сказанных в адрес Тарасова. В адрес человека, который казался хоккеисту таким непоколебимым, правильным и авторитетным.
А тем более – в адрес человека, глаза которого в последнее время, кажется, смотрели на него, Валерку, не только обжигающе-строго, но и как-то более мягко, заботливо. А может, Харламову только казалось.
А может, ему просто хотелось в это верить.
Просто незнакомец в черном еще пару раз явился Валерке во сне.
Только смотрел уже по-другому.
Не обжигал. Согревал.

[Гость]

часть_4

«Михайлов! Петров! И Хар-ла-мов!»

Ради такого Тарасова Валерка был готов и в огонь и в воду. Ради Тарасова – чуткого, решительного. Ради Тарасова – верящего в него, Харламова. Ради Тарасова, ободряюще хлопнувшего Валерку по плечу.
Ради такого Анатолия Владимировича – на что угодно.

Жаль, Харламов не вспомнил об этом, когда крушил свою собственную комнату. Во-первых, его просто захлестнуло чувство какой-то особо сильной, по-детски отчаянной обиды. Когда ничего не замечаешь перед собой и перед глазами будто стена слепой ненависти и отчаяния. Похожие чувства бушевали в голове хоккеиста и тогда, в душевой, только тогда прекратилось всё с появлением Тарасова.
Сейчас же тренер точно никак не мог помешать Валере разрушать полки, шкафы и стол, сметая на пол книги, кубки и прочие вещи, некогда чинно и аккуратно стоявшие на своих местах. Поэтому, не особо отдавая себе отчёт в своих действиях, Харламов доламывал уцелевшие в комнате предметы.

Обессилев и оглядев разруху вокруг, Валера сел посреди комнаты, закрыв лицо руками. В сознании моментально всплыл облик Тарасова, по настроению так похожего на того Тарасова в душевой. Не произнося ни единого слова, тренер, сверлил молодого хоккеиста пристальным взглядом.
Взглядом, как показалось Валерке, насмешливым и снисходительным.
Харламов резко развернулся и ударил кулаком по чудом уцелевшей призовой тарелочке какого-то давнего хоккейного чемпионата среди юношеских команд. Тарелочка жалобно хрустнула и впечаталась своими осколками в Валеркину ладонь.

[Гость]

часть_5

«Всё наладилось»

Эти слова Харламов теперь постоянно повторял в голове, едва заметно улыбаясь, одним кончиком губ. И у кого только такую манеру перенял? Раньше-то даже своим мыслям улыбался широко и открыто.
Многое переменилось вокруг, Валера не мог этого отрицать. Всё переменилось в лучшую сторону: постоянные тренировки, отличные чемпионаты, личная жизнь, материальное положение. Харламов стал прославленным хоккеистом, всенародным любимцем. Его узнавали на улицах, с восхищением оборачивались, благодарили, брали автографы.

«Всё наладилось»

Под этими словами Харламов не славу и любовь у народа имел в виду. Не победы на чемпионатах. То есть нет, и их тоже, но они казались тем, что само собой разумеется. Так и должно быть. А вот Тарасов… На этот раз Валера был уверен, что ему не кажется. Он был убежден, что тренер теперь смотрит с уважением и заботой. По-отечески. И, Харламов даже сам немного боялся этой мысли,– по-доброму.
Харламов как-то был уверен, что за такого Тарасова – куда угодно. И сейчас он всё крепче в этом убеждался. Нет, тренер по-прежнему кричал на команду, истязал тренировками и не жалел. Но переносилось такое в сотни раз легче. Потому что Валера знал: это для блага. Для их блага. И Анатолий Владимирович ценит каждого из команды. Ценит их всех. И его, Чебаркуля, тоже ценит.

«Всё наладилось.»

[Гость]

часть_6

«Всё наладилось.»

Это был май. Дождливый, промозглый, но тёплый май.
Время было не особо позднее, но при таком ливне кому охота гулять по улицам.
Народ разошелся по кафе, театрам, квартирам.
Одинокая коренастая фигура двигалась по тротуару в сторону спортивного комплекса. Не изменяя своей привычке, Валерий Харламов быстро шёл на вечернюю тренировку. Олимпийка с капюшоном на нём вымокла до нитки, с лица стекали ручьи дождевой воды.
Взбежав по ступенькам, хоккеист ворвался в здание. Потоптавшись на коврике, поднялся еще по одной лестнице и, отряхивая куртку от воды, поспешил по коридору.
Скрипнула дверь. Валере преградил путь Анатолий Владимирович, по обычаю долго засидевшийся в кабинете.
Харламов не услышал скрипа двери.
Он просто почувствовал. Просто почувствовал настойчивый взгляд устремленный в его спину. Прямо между лопаток. Такое странное чувство.
«Чебаркуль! – послышался бодрый оклик, - обернись хоть, посмотри, сколько воды с тебя натекло. Весь пол угваздал же!»
Валера поспешно развернулся на месте, поскользнувшись на луже воды, натекшей с кроссовок, и чуть не упав. Тарасов усмехнулся, глядя на попытки хоккеиста удержать равновесие.

«Я сейчас, Анатольвладимирович! Переоденусь и уберу все, честное слово!» - поспешно ответил Харламов.

«Ладно-ладно… Гос-споди, промок-то как. Сюда иди, чаю хоть налью. Попробуй у меня простудись только!»

«Всё наладилось».

[Гость]

часть_7

«Такой хоккей нам не нужен»

Всё внутри Валеры клокотало от чувства несправедливости. Брежнев? Спартак? Как только можно ставить чьи-то личные предпочтения, пусть даже и самого генсека, выше хоккея? Выше настоящего, честного хоккея?
Анатолий Владимирович поступил абсолютно правильно. Харламов смотрел на тренера с нескрываемым восхищением, когда тот пошел наперекор всем официальным постановлением. Просто уйти. Гордо, по-английски. Пусть злые языки оскверняют, клевещут, поливают грязью. Пусть не дают прохода. Правда – за нами, что бы ни думали окружающие.
За эту правду Харламов был готов биться. Был готов отстаивать свое мнение, мнение Тарасова и мнение команды.
Однако куда там – против толпы.
Единственное, что он мог делать – защищать Анатолия Владимировича. Защищать от хамов, набрасывающихся у выхода с гневными криками. Когда Валера увидел, то один такой, с перекошенным от слепого гнева лицом тянет руки к лицу Тарасова, всё вутри него так и взбушевалось.
Не смей. Не смей прикасаться к этому человеку.
Не смей думать о нём плохо.
Ты не смеешь. Никто не смеет.
Никто из толпы.
Харламов грубо и зло отталкивает бунтующих «фанатов» хоккея. Оберегая. Защищая Тарасова. Как Родину защищая.

А дальше – машина, дорога и дождь.
И визг тормозов.
Автомобильных тормозов.
Да, когда не слушаются тормоза – это действительно ужасно.
Как на дороге, так и в жизни.

А дальше – боль. Дальше – темнота и какие-то приглушенные звуки вокруг. Чёрный, окутавший всё вокруг, туман. Закрыть глаза – и в бездну, где, может быть, что-то светлое… Стоп, нет, нельзя. Открой глаза. Оставайся здесь.
Удержаться здесь помогает пришедший из ниоткуда в голову образ.
Человек в чёрном.
Он смотрит.
Сейчас – встревоженно.

[Гость]

часть_8

«Будем надеяться, Валерий Борисович, что вы вообще будете ходить»

Ещё немного, а может, и очень долго – словно в забытьи. Изредка – звуки, тени. Ощущение чьих-то прикосновений. Больно.
Валера не знал, сколько он пролежал «в малом сознании», как выражаются врачи.
В себя полностью пришел только в больнице.
Вялость. Апатия. Осознание беспросветного будущего.
Кажется, теперь всё равно. Ничего не изменится. Жаль, что всё кончилось именно так.

Сменяются лица вокруг постели. Мама, отец, Танька, Сашка, ребята. Это – в первый же день.

А он сидел в конце темного коридора, за весь день так и не решившись подойти ближе. Ближе к этой двери. К той, за которой – правда и ложь, счастье и горе. Знакомые лица вокруг. Вялая реакция. Решили не трогать, и правильно сделали.
Даже медсестры прогонять побоялись.
Вечер, за окном стемнело.
А будь что будет.

***
Ближе к вечеру – снова в забытии. Или во сне. Нет, всё слишком реалистично.
Видимо, лекарства так действуют.
Скрип двери, шаги, вздох.
Попытка открыть глаза – безуспешно. Но это не обязательно. Всё и так понятно.
Рука поднимается и тянется как-то сама собой. Пальцы сплетаются.
Впервые за сутки – хорошо.

«Прости, прости меня…» - слышится сдавленный шёпот.

Лучше, реалистичнее, чётче. Валера открывает рот, но слова так и не вылетают. Не потому что не может. А потому что не обязательно.
Можно лишь немного улыбнуться. Легко, одним уголком губ.
И это – еще одна неисправность в тормозах за сегодня.
Он чувствует, как другая рука гладит по голове, по затылку, по щеке. Слышит неразборчивый шёпот. Сам – притягивает к себе эту руку, выше, выше, ближе к губам.
«Прости меня…»
Открывает глаза.
На кровати – человек в чёрном. Взгляд в упор.
Чёрные глаза, наполненные влагой.

Наверное, лекарства так действуют.

[Гость]

часть_9

«Жить и играть! И делать выбор, Валера, каждый день!»

Эти слова рефреном засели в голове Харламова. После того случая. После той встречи на улице.
Анатолий Владимирович был прав. Как и всегда. Как и в любой момент.
Валера не знал. Не знал, как этот человек так легко и безошибочно понимает, что ему, Харламову, нужно? Почему его слова – всегда спасение? Почему так правильно и так искренне?
Валере хотелось просто быть с этим человеком рядом. Быть с тем, кто вытягивает его из любых ситуаций. С тем, кто неважно каким методом – кнутом ли, пряником ли, решает его проблемы. Просто беречь его, защищать и всегда, во всем слушаться.
Потому что он знает, что так будет лучше.

***

«Тарасов…»
Сорвавшимся голосом. Сорвавшимся, потому что уже почти пропала надежда. Надежда на то, что хоть чем-то сможет отблагодарить этого человека.
Сначала – обычная, как и у всех ребят, радость. Радость от встречи с любимым, настоящим тренером. Именно ему обязана команда. Обязана всем, каждой победой, каждой забитой шайбой, каждым удачным пасом, каждым отражением атаки.
Рукопожатия, улыбки, смех – всё это прекрасно, этого тоже не хватало.
На мгновение как будто бы опять прежние времена.

И на этом – всё?
Обернувшись, поймав взгляд Тарасова, Харламов решил для себя. Нет. Нельзя так. Не всё.
Сумка с плеч на пыльный асфальт. Бежать, бежать, во что бы то ни стало, как будто бы еще секунда – и не успеешь.
Успел. Он здесь, он рядом, вот он, никуда не делся.
«Я вас не предавал… Никогда, никогда, простите меня, Анатольвладимирович…» - снова сбивчивый сумбурный шепот. Что-то болезненно напоминает.

«Да я знаю, Валера… Знаю…» - с улыбкой. С такой искренней улыбкой и, Валера готов поклясться, взгляд у тренера никогда еще не был таким добрым.

Руки сжимают крепче. Взаимно.
Запах, объятия, взгляд. Надо сейчас запомнить. Запомнить так, чтобы хватило надолго. Чтобы не забывать ни на минуту.

[Гость]

часть_10

Нет, нет, так не должно быть. Тысячи километров, столько сил – не для этого.
Наперекор толпе. Как тогда, тем дождливым вечером.
Ради страны. Ради мечты.
Ради него.

Сейчас не надо задумываться и строить хитрые тактические ходы. Сейчас – просто довериться, довериться чувствам, поступать так, как велит… Нет, не сердце. Просто поступать так, чтобы перед ним было не стыдно.
Ведь всё было не зря.

Черт. До боли знакомое чувство между лопаток. Но нет, сейчас это невозможно.

***

Нет, у него больше нет сил наблюдать за этим.
Просто не выдержит сердце. Странно, никогда не жаловался, а тут вдруг – тупая, ноющая боль за грудиной. Постарел, наверное.
Лучше уйти. Уйти и не видеть, потому что просто не хочется верить в это. А когда не видишь – то и обманывать себя легче.
Дверь закрывать не обязательно. Он уверен, даже грабители сейчас прилипли к экранам телевизоров.
На улице и вправду ни души. Только он сам. Но этого достаточно.

На поле. Старое, всё в лужах дождевой воды. Опереться на пустые ворота и стоять так, прислонившись… Нет, так нельзя. Нужно чем-то себя занять.
Наклоняется и, не глядя, подбирает то, что попалось под руку. Ветка, какой сюрприз.
Рассеянно ударить по луже воды. Оказывается, она довольно глубокая.
Поводить концом ветки по земле, поддеть небольшой камушек. Камушек отлетает на добрых три метра.
Еще – в лужу, злой удар по воде.
Еще один камень. Замах, удар.

От единогласного рева, который грянул непонятно откуда, никуда не скрыться.
Это крик радости, ликования.
Тарасов даже не понял, что произошло. Точнее – не поверил.

[Гость]

часть_11

«Михайлов, Петров, Харламов!»

Теперь – проще. Отключить разум, довериться только интуиции. Фонарный столб? Обойти. Кочка на поле? Перепрыгнуть.
Брызги разлетаются из лужи и орошают ноги, словно ледяная крошка.
Вокруг него – невесть откуда взявшиеся потоки воздуха.
Поле ровное, но он спотыкается и чуть не падает. Обретает равновесие, прямо перед ним – камень, замах, удар.

Дальше – всё то же самое.
Нелогично, глупо, не бывает.
Но тем не менее, всё взаправду.

Замах, удар. Ещё и ещё.
Преград нет, он всё понял. Расстояние, время – формальности, котороыми иногда даже можно пренебречь. Дальше – только вперед.

Но… Нет, не может быть.
Знакомая, невозможно знакомая боль. Ногу словно набили острыми огромными осколками. Распирающая, острейшая, страшная боль.
Двадцать лет без нее.
Но травмы часто дают о себе знать в течение всей жизни.
Почему именно сейчас?!
В глазах – мутно. Ноги подкашиваются.
Это конец.
Неужели препятствием для мечты, для цели, станет обычная, примитивная, но такая сильная физическая боль? Как вообще может мешать что-то материальное, когда столько всего уже пройдено?

«Тебе не больно!»

Опять. Рефреном слова. Его же собственные.
И опять он прав. Как всегда.
Поэтому надо двигаться. Двигаться дальше. Нельзя, нельзя оставлять.
Довести до конца.
Встать, не обращая внимания на резкую вспышку боли. Привычное движение, доведенное до автоматизма за сегодня.

Счастливый конец его устраивает гораздо больше. Точно также, сквозь расстояние, из телефонной трубки – голос. Голос Валерки. Такой родной.

«Анатольвладимирович! Мы выиграли!»

[Гость]

happy_end

Шаг за порог, улыбка, вздох, взгляд. Опять без слов. Взять, прижать к себе и не отпускать. Больше никогда и ни за что. Потому что без него – пропадёт.

«Анатольвладимирович… Спасибо, спасибо, спасибо Вам, - снова только шёпотом, потому что иначе нельзя. - не прогоняйте, не уйду, не отпущу…»

Руки беспорядочно, но уверенно, поглаживают спину. Всем телом прижаться – крепче, ещё крепче.

«Валера… Тише…, - выдыхает явно растерянный Тарасов. - Не надо так… Никто не прогоняет, я не уйду. Я здесь.»

За эти слова – хоть в омут.
В чёрную, обжигающую, жаркую пропасть.
Огонь достигает пика температуры.

Лицо – ближе, дыхание – чаще. Одной рукой – так же прижимать, другой – убрать с его лба непослушные чёрные пряди. Губами – к коже. Горячо, терпко, страстно.
Не отпускать.

[Sandy_Martin]

Автор, я не заказчик, просто подписана на все заявки в ожидании, что фандом все-таки немного оживет)
Это очень хорошо. Тепло, чисто и нежно. Спасибо!

[Хельм]

ааАааААаАа это божественно! Образ человека в чёрном, присевшим на кровать, напоминает образ из стихотворения Есенина)
Я в таком восторге от исполнения охххх